Страданья Мама в темнице
Схватили его, потащили к тюремщику
И заключили его в мрачную темницу.
Собравшиеся разошлись —
Все были огорчены за Мама.
Все, как безумные, плакали и стонали,
Все оплакивали Мама.
Нет милосердия у извечной судьбы —
Мстительность судьбы [существует] издревле.
Если она и извлекает нас из земли,
То потом все равно ввергает нас [опять] в землю.
С виду старается [она] возвысить [нас],
Втайне же желает нас низвергнуть.
Разве ты не видишь, что солнце
Забрасывает свои лучи даже в пыльную пещеру?
Особенно же в отношении влюбленных
[Проявляет] она вероломство, низость и враждебность.
Конечно, сердцам влюбленных
Вначале необходимы ласки и милость [судьбы].
Но потом [судьба] делает [их] печальными и отчаявшимися.
Униженными и плененными, как Мам.
Повергает [их] в темницу, не исполнив желания,
И, наконец, бросает [их] в могилу.
Того несчастного по имени Мам,
Одинокого, без друзей, близких и утешителей.
Бросили рыдающим в темницу,
Тесную и мрачную, как могила.
Она была ужасна, словно пасть дракона,
И отвратительна, как Накир и Мункар.
Сидел там [Мам], словно отшельник.
Тюрьма стала для него кельей.
Этот колодец стал для него нахшабским колодцем,
Луна [лица его] стала месяцем в первую ночь [новолуния].
Он был [подобен] суфию, достигшему уединения,
Или шейху, достигшему единения [с богом].
То жаждал [он] возлюбленную, как [все влюбленные],
То стремился [он к ней], как верующий к богу.
Каждое мгновение с затуманившимися от слез [глазами]
Так говорил он Зин:
"О ты, подобная природному жару,
Сегодня ты — фараон в Египте моего сердца.
Каждый день ты сотни раз
Разрывала рубашку терпения на моем страждущем сердце.
Что будет, если ты иногда, как и Зулейха,
Спросишь о нас, о сахароустая?!
Ты Лейли, я же твой Меджнун,
[Мои] слезы из-за тебя стали красными от крови.
Я — Фархад, ты — моя Ширин,
Поток [моих] слез — словно арык, [прорытый для] Ширин.
И хотя мир стал для нас тюрьмой,
Нынче я один — мусульманин.
Из уст того ниспосланного пророка
Раздались эти истинные слова:
"Мир — это рай для кафиров,
А для правоверных — это обитель бед".
И хоть я и в сильном смятении,
Но этим смятением я счастлив.
Если ты даже сто лет будешь держать меня в заточении,
То разве я когда-либо перестану надеяться на соединение?
Я клянусь сурой Hyp,
Клянусь этой написанной книгой,
Десять раз клянусь стройным станом,
Сорок раз локонами и родинками,
Клянусь солнцем ланит,
Лунным блеском очей,
Подтверждаю киблой бровей,
Клянусь святилищем кос,
Сто раз клянусь двумя нунами [бровей],
Присягаю этим двум очам:
До последнего моего вздоха,
Ты, дорогая, будешь сокрыта [в моей] душе!
И хоть я и потерял покой от разлуки,
Все же не потерял надежды.
И если эмир на меня разгневался,
То гнев этот не без причины!
Хотя он и внял словам Бекира,
Но притеснение, причиненное мне им, было уместным.
Потому что ведь ты — шах, а я — лишь нищий.
И поэтому я недостоин [тебя] и [не могу] равняться с тобой.
Ты — солнцеликая, и на челе твоем [сияет] месяц,
Ты так нежна и прекрасна!
Я же — низкий, жалкий, ничтожный,
Слабый, с истерзанным сердцем.
Я — мотылек, предавший свое тело огню,
Я сгорел и снаружи и изнутри.
Сердце [мое] — водяная лилия, ты же — солнце.
Тело [мое] подобно полотну, ты же — лунный свет
Если тело [мое] иссохнет
И если сердце погрузится в океан горя,
[Все же] наградой мне будет справедливость, а не жестокость,
[В этом] — особенность любовного пламени.
Хотя яма эта очень глубока,
Но она недалека от справедливости.
Я — суфий и сижу в келье,
Я — усердный поклонник света лика Зин".
Наконец, наступило время смерти
Согласно (изречению] "Прежде чем вы умрете".
Очищение души совершилось,
[И] осуществилось очищение сердца.
Прояснилось зеркало [его] души,
Чувства, сердце и душа — все очистилось.
Тот, уединившийся в тюрьме, не пробыл
Там еще и года,
Быть может, не прошло [еще] и сорока дней,
[Как] помыслы сердца его уже стали определенным и
Свет появился в его сердце,
Открылись ему тайны.
Зеркало сердца его прояснилось,
[Сущность образа] его изменилась.
Вся совокупность иносказательного
Стала лишь игрушкой для ребенка, играющего любовью.
Все возможное и невозможное
Стало для него очевидным.
И деревья, и камни, и животные, и люди,
Минералы, растения и звери —
На что бы он ни взглянул [очами] сердца,
О чем бы ни подумал,
Все напоминало ему о вере,
Все свидетельствовало об истинности [веры].
Ты бы сказал, что он находился в обсерватории,
И тюрьма была для него телескопом.